Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 5, 2020
Ованес Азнаурян, прозаик (г.Ереван, Армения)
Сфотографировать небо
Карантин. Самоизоляция. Удалёнка… Да легко! — подумал ты. Жизнь писателя — это так или иначе сплошная удалёнка, не говоря уже о самоизоляции. Писатель — всегда один. Всегда один на один с удаленным условным читателем. Но что-то не так. Что-то не получается. И ты только на четвертый-пятый день понимаешь, почему тяжело переносишь карантин: в твоей жизни ровным счетом ничего не изменилось! И отсюда неутешительная мысль: какой же скучной жизнью ты жил раньше! И что вообще делали люди раньше, раз сейчас так жалуются на эту изоляцию? Надо бы расспросить. Но вместо этого ты просто обрушился на них: да ладно вам! Ведь в основном ходили на работу, возвращались домой (чертыхаясь при этом и ненавидя всех и вся). В месяц раз с кем-то встречались в каком-то заведении. Вы же не вели в большинстве своем яркую, полную приключений светскую жизнь, не так ли? У человека просто плохая память. Когда становится чуть хуже, он думает, что раньше было супер как хорошо. Забывая при этом, что и раньше было дерьмо, и сейчас дерьмо, да и потом будет дерьмо (суть, как говорится, в оттенках). Просто сейчас дерьмовее. Скажем, если сейчас вырубят электричество и интернет, вы будете вспоминать прошедший месяц изоляции как «счастливое время, которое ушло». Но человек ко всему привыкает. Человек — это самое адаптируемое животное в мире. И у него нет другого выбора. Если б у человека не было этого свойства, он бы исчез (как вид).
Но ты зря на людей наехал, писатель. Люди как люди. В общем, напоминают прежних… Может, с тобой что-то не так? Ведь ты даже можешь утешиться от того, что выражение «хорошо там, где нас нет», мучившее тебя всегда, уже не актуально… Доброе утро, Мир! Ты победил!.. Теперь ты уже не помечтаешь о том, чтоб прогуляться по площади Campo de’ Fiori или пройтись по Rue de la Bucherie и зайти в тот книжный. ПОТОМУ ЧТО ВСЕ ЕДИНО ВЕЗДЕ. Но это малодушное утешение. Утешения тоже бывают малодушными. Так что будь человеком, пойди, поизолируйся на «Каскаде»1 минут на тридцать-сорок и разберись, что не так с тобой. Ведь весна! Ласточки прилетели! Думаешь о том, что ласточки с удивлением смотрят сверху на город и спрашивают у бродячих собак, лениво и почти нахально возлежащих на тротуарах, совершенно не рискующих быть задавленными прохожими, велосипедами, самокатами, колясками:
— А где все? Собаки, где люди?
— Давно людей нет, ласточки. По домам сидят. Если и выходят, то в намордниках. У нас научились. Кстати, по тому, как тот или иной человек надевает маску, можно понять, как он пахнет…
— Какой ужас! Город кажется покинутым. Мы вернулись в пустой город. Город наш теперь опустевший!
Решаешь перед уходом из самоизоляции в самоизоляцию сфотографировать небо.
Вспоминаешь, что на бумажке-пропуске в графе Причина выхода из дома написал: прогулка. И малодушно, по-интеллигентски пугаешься нарушению (расстояние неправильно рассчитал — «Каскад» дальше, чем 500 метров), но берешь себя в руки и возвращаешься домой все же не дворами. И жалеешь, что не столкнулся с патрулем. Как- никак, а люди! Удивляешься самому себе, что соскучился по людям, прохожим, велосипедам, самокатам, коляскам, которые еще совсем недавно так раздражали.
Город наш опустевший! — думаешь ты. — Город наш покинутый! Оказывается, весна — это не весна, когда нет людей. И плачешь вместе с Иеремией: «Как одиноко сидит город, некогда многолюдный!» И уже в домашней самоизоляции смотришь из окна на предгрозовое небо: «Ах, написать бы роман!» Как ее зовут, уже придумал. Осталось решить, как зовут его. Кокетничаешь: делов-то! Написать роман! Это не так уж и трудно. Нужно просто умереть. Потом снова воскреснуть. Всего лишь.
И да: оставаться дома! На вечной удалёнке.
