"Независимая газета", 10.04.2019 ("Папа с пистолетом")


– Что ты делаешь? – спрашиваешь ты, неожиданно вырастая за спиной, как всегда бесшумно. – Ты опять копаешься в планшете? Сколько можно! Уже третий день!


– А вдруг что-то новое найду… – бурчу я в ответ обиженно. – Какую-то интересную фишку…


– Прям ребенок, честное слово, которому досталась новая машинка, – ворчишь ты. – Помнишь, что тебе сорок пять лет уже стукнуло? Играешься планшетом, а посчитать проценты не можешь. Хочешь, научу?



– Не надо. Ты уже пыталась. Результат нулевой. Помнишь? Я ж все равно тормоз…


И я почему-то подумал, что да, в принципе, как ребенок. Вспомнил, что, когда дочки были маленькие, забредал с ними в «Детский мир» и с тоской разглядывал игрушечные вертолеты с пультом управления или игрушечные поезда с игрушечными железными дорогами (в мое-то время таких не было, а если и у кого-нибудь были – и то не вертолеты, а только поезда, – наверняка их привозили родственники, приехавшие из командировки, из ГДР), пока меня не оттаскивали в отдел, где продавались куклы Барби. «Так что же? – подумал я. – Мальчики всегда остаются мальчиками, только игрушки становятся взрослыми?» Чтоб проверить внутренние ощущения, стал думать о папа. Сколько ж мне было лет, когда ему исполнилось сорок пять? Открыл в планшете калькулятор (я и правда не умею устно считать) и стал решать трудную задачку: 1947 + 45 = 1992. А значит, из 1992 нужно отнять 1974. Получалось, что в 1992-м мне было восемнадцать лет, когда папа было сорок пять, а брату – четырнадцать. И тут сразу вспомнился случай с пистолетом. Да-да, с пистолетом. Я тебе не рассказывал? Слушай!

В то время, в 1992-м, у нас еще была машина – красные «Жигули» шестой модели, папина любовница, как называла ее мами. Так вот, с некоторых пор папа стал замечать, что по ночам кто-то выкачивает весь бензин из нашей машины. Жаловаться, естественно, не имело смысла, потому что дело было, как я уже сказал, в начале 90-х, и потом, у нас на первом этаже дома находился то ли пост, то ли целое отделение ГАИ. Мами утверждала, что гаишники сами и крадут папин бензин, но папа всегда на это отвечал:


– Да нет! Не может этого быть! – И каждый день, возвращаясь с работы, сам выкачивал бензин и поднимал тяжелую канистру на четвертый этаж.


Но мой папа был бы не моим папой с его пытливым инженерским умом и присущим ему неким артистизмом, если бы не придумал очередной лайфхак, как теперь говорят. Оказалось, что горлышко бензобака имеет выемки изнутри. Вот папа и изготовил металлическую шайбу (папино: «Нет ничего такого, чего человек с интеллектом не смог бы сделать!»), которую бросал в бензобак. Шайба застревала в горле бензобака, зацепившись за выемки, и тем самым лишала нечестных людей возможности красть из машины бензин (подразумевалось, что шланг злоумышленников просто будет упираться в эту шайбу).


Что гений без аудитории? Ничего! И папа решил мне и брату продемонстрировать гениальную придумку, заставив одеться и спуститься во двор (дело было зимой). Обмотавшись шарфами, мы с братом с кислыми лицами (особенно я, которого уже тогда перестали интересовать автомобили вообще) спустились к машине. Папа торжественно открыл крышку бензобака и, поблескивая сквозь очки радостью Бетховена, впервые показывающего куски своей Девятой симфонии своему другу Шиндлеру, бросил в вонючее горло бензобака шайбу. По звуку было понятно, что она где-то там внутри действительно застряла.


– Блеск! – восхитился брат.


– Как же ты эту шайбу достанешь потом, когда надо будет заправиться? – хмуро спросил я.


На что папа, который, видимо, ждал этого вопроса, достал из кармана игрушечный пистолет брата. Помнишь? Такие пистолетики из детства, они еще заряжались такими пластмассовыми стрелами с присосками на конце.


– Спокойно, мой мальчик, я подумал об этом, – сказал он, торжественно стрельнул прямо в рот бензобака и так же торжественно достал оттуда стрелу с присосавшейся шайбой.


Должен признаться, я был впечатлен. Но потом опять сник, потому что фадер объявил, что как раз надо будет поехать заправиться. Если честно, сопровождать его не было никакой охоты. Но пришлось.


Поехали. Залихватски причалив к бензоколонке, папа опустил стекло и с этаким барским тоном Сергея Сергеевича Паратова велел подошедшему мальчишке «залить полный бак». Мы с братом принялись подхихикивать, понимая, что папа начисто забыл о шайбе.


Через минуту мальчишка вернулся и с озабоченным видом сообщил, что залить бензин нет никакой возможности, по причине того, что «там что-то мешает».


– Ах, да! – вспомнил папа. Открыл дверцу, торжественно-медленно вышел и жестом Жана Поля Бельмондо из фильма «Профессионал», расстегнув пальто, достал из-за ремешка брюк сзади пистолет.


Дело было в начале 90-х, как я уже сказал, и парнишка, работающий на бензоколонке, пришел в неописуемый ужас и с криком: «Дядя, не стреляй, пожалуйста! Не стреляй, дядя!» скрылся в неопределенном направлении. Папа ухмыльнулся улыбкой Робера Осейна из того же бессмертного фильма «Профессионал» и произнес:


– Спокойно, мой мальчик! – и пальнул в бензобак.


Конечно, мы с братом уже ржали, как кони, и с нетерпением ждали, когда приедем домой, чтоб рассказать мами приключения нашего майора Жосса.


Вот ты уже смеешься, и не сердишься на меня, и даже не говоришь: «Ах, да! Ты же не умеешь считать устно!» Или: «Только не надо про калькулятор!» Или: «Как можно не знать вещи, которые знает каждый!» И поэтому я расскажу еще.



Были у нас часы с кукушкой (ну, настоящие часы с ненастоящей кукушкой – с маятником, с гирями и прочим). И вот они испортились. А мы должны были в гости к родственникам поехать. Фадер самоотверженно предложил поехать без него, мол, он останется дома, часы починит (родственники были все же мамины, стало быть). Короче, он остался, и мы поехали без него. Вернулись поздно, к десяти. Фадер, уставший, грязный, но счастливый, сказал маме:



– Только что закончил, это был настоящий Аустерлиц, устал. Слушай, как раз скоро десять, посиди, посмотри, кукушка выйдет или нет, а я за сигаретами сбегаю.



Мами села на стул и немигающим взором уставилась на маленькое окошко, откуда предположительно должна была выглянуть кукушка. Ждала почти пятнадцать минут (ну, а мы – два брата-акробата – вместе с ней за компанию). И вот в положенное время часы защелкали, окошечко открылось, и из окошка выглянуло лицо мами:



– Куку-куку-куку-куку...



Оказалось, фадер вырезал фото мами и насадил его на клюв кукушки.



Мы с братом заржали, а мами заплакала, и в слезах ее была грусть оттого, что мужчины никогда не взрослеют. С фадером она целый день потом не разговаривала.



Вот. А ты говоришь…



Теперь можно я еще покопаюсь в планшете? Ну, пожалуйста!



Ереван



(читать с сайта НГ)